Корпорация монстров?

После апрельской «ломки» колонии в пос.Заречный (Алматинской области) количество пострадавших может достигать трех десятков. Адвокат и родственники осужденных делятся своими впечатлениями, в то время как бывший «постоялец» учреждения говорит о системности явления.

В конце апреля в колонии ЛА 155/14 (пос.Заречный Алматинской области) прошли «запланированные обысковые мероприятия». Как водится, глобальный «шмон» сопровождался вводом войск и глобальными же издевательствами над заключенными. (см. «Били, бьют и будут бить»). Родственники узников ЛА 155/14 и адвокат Гульнар Жуаспаева приводят в ходе пресс-конференции в пресс-центре Бюро по правам человека новые подробности.

C 2017 года, с момента как Генеральной прокуратурой РК был принят проект «К обществу без пыток», пытки в казахстанских колониях становятся еще более массовыми и изощренными. И вопрос стоит не только в правовой плоскости, по-хорошему работниками закрытых учреждений, возможно, могут помочь психиатрам.

Адвокат. Пять заявлений и, как минимум, двенадцать пострадавших

О массовых пытках с 23 по 25 апреля осужденные из зареченской колонии смогли сообщить алматинскому адвокату Гульнар Жуаспаевой. О происходящем она узнала от своего подзащитного – политического заключенного Асета Абишева, к которому она выезжала несколько раз после «операции» в колонии.

— Ко мне обратилось двенадцать осужденных, которые испытали пытки, получили телесные повреждения и на тот момент трое из них находились в медсанчасти, — напомнила Гульнар Жуаспаева. Она говорит, что все телесные повреждения зафиксированы медиками. Однако сразу же после жалоб одного из них – Мираса Амирханова — тут же поместили на семь суток в дисциплинарный изолятор, а затем и вовсе перевели на строгие условия содержания. Политзэк Асет Абишев на момент встречи также находился в медсанчасти, но его, не дав пройти курс лечения, направили «домой» — в отряд.

Еще двоих тяжелобольных – Асылбека Молдакасымова и Дулата Нибельбаева – доставляли на встречу с адвокатом на колясках. Первому отбили внутренние органы, в течение пяти суток даже не мог ходить в туалет. Второй, не выдержав пыток, нанес себе многочисленные порезы и его еле откачали. Наконец, еще одного жалобщика — Данияра Токаева, несмотря на одну фамилию с президентом, тоже направили на строгие условия. Всего на руках у адвоката пять письменных заявлений – историй о том, как уничтожают человеческое достоинство.

На сегодняшний момент, как рассказала Жуаспаева, удалось установить имена некоторых «усердных» сотрудников: Улан Аргинбаев, и.о. замначальника по режимно-оперативной работе, Марат Шукенов и Косаймурат – сотрудники режимного отдела, Олжас Базарбаев, Серик Бахтияров, Серик Арыстанов – сотрудники оперотдела, также еще некий Марат Алибекович (имена и фамилии могут иметь ошибки).

Сразу после событий в колонии Коалиция против пыток направила заявление в Генеральную прокуратуру, откуда до настоящего момента никакой реакции, не говоря уже о создании следственной группы.

Мать. «Кто вам поверит, зэкам?»

Кульзира Махмудова – мама Дулата Нибельбаева, который не смог выйти из той колонии условно-досрочно из-за невыплаченного до конца иска.

25 апреля ей позвонили и ошарашили: ваш сын умер. Тут же женщина выехала на «зону», где работники колонии успокоили: слухи о смерти сына сильно преувеличены и вообще у всех всё хорошо. Начальник учреждения подтвердил, что у Дулата только маленький порез. То же самое сказал и прокурор.

Только 30 апреля ей удалось хоть что-то узнать. Но перед этим от других родителей она получила информацию: ее сын весь в порезах, его еле откачали. В то же время Константин Гудаускас, руководитель «Коалиции по защите прав заключенных», попавший вовнутрь колонии, со слов Кульзиры, также дал ей понять, что волноваться не о чем.

Тогда женщина наняла адвоката со стороны, и та сообщила, что в санчасти находятся три десятка пострадавших и среди них ее сын с серьезными порезами. На этом всё.

На свое счастье женщина случайно встретилась с Жуаспаевой и той удалось увидеть ее сына. После визита адвоката внезапно поменялось отношение и к самой Кульзире – 2 мая ей разрешили свидание.

— Его привезли на инвалидном кресле, у него глубокие раны на животы, руки до кости порезаны, шея порезана, — вспоминает тот день мама осужденного. — С его слов: с 23го пытали его два дня. Сначала их вывели на улицу. Базарбаев Олжас Болатович, 1990-го года все время преследовал его. И топил в тазике с водой, с грязной водой, мочился, харкался туда… Два раза терял сознание. Тащили в спортзал, а там три матраса и там тазики с водой и туда мочились и хохотали: кто вам поверит, зэкам? Поверят нам. Если даже нас уволят отсюда, через три месяца восстановят.

Когда после первых испытаний парень пришел в себя, он оказался на плацу, а на руке повязка. От него стали требовать, чтобы тот командовал над сокамерниками. И несмотря на то, что заключенные сами говорили: Дулат, командуй, мы тебе подчиняемся, он не стал… «Но я н хочу командовать и бить своих же собратьев-заключенных», — передает Кульзира слова сына, повлекшие двухдневный шквал новых истязаний.

В завершении Кульзира Махмудова демонстрирует фотографии сотрудников учреждения (по всей видимости взятых из социальных сетей), где те занимаются своими детьми, высказывают любовь женам, и вообще дома – примерные мужья и отцы, тогда как, переступая «зону» превращаются в нечто иное.

Сестра. «А как умер и что умер? Никто в подробности вдаваться не будет»

Марина Кузьмина – сестра осужденного Василия даже не знает, что сейчас с ее братом. Он и без того дышал на ладан, но что если тоже попал тогда под каток «шмона»?

Ее брат имеет инвалидность, самостоятельно передвигаться не может, что, по рассказу сестры, не мешает администрации колонии издеваться над несчастным («Орел или решка: выживет или нет?»).

По идее осужденных с инвалидностью направляют отбывать наказание домой. Но при условии, если его заболевание будет соответствовать всем требуемым показателям. А Василию не повезло: у него пять заболеваний, приведших к инвалидности, но ни одно из них не дотянуло до критического показателя. Заболевания же в совокупности не учитываются.

— Его стали притеснять и озлобленно смотреть, когда я стала требовать предоставлять ему медицинскую помощь, — говорит марина Кузьмина.

Еще одна проблема: стали исчезать медицинские препараты, которые она передавала для брата. Расписываться в реестре медсредств работники колонии отказывались напрочь, заявляя, что в таком случае вообще не станут принимать.

После обращения женщины к Омбудсману в колонии провели проверку и с того момента работники иногда снисходили до того, чтобы расписаться в листке с перечнем лекарств. ставить подпись на перечне переданного. Вот только, по понятным причинам, отношение к Василию лучше не стало.

Марина Кузьмина рассказывает, что несколько раз удавалось вывозить брата на обследование в районную поликлинику. Однако к врачам ее не подпускали, хотя в таких случаях родственники могут поведать о заболеваниях своих родных много больше, нежели посторонние люди.

Что еще поразило ее, то что медсестра из закрытого учреждения представила врачам пустую медкарту. При том что дома у Марины – целая кипа оригиналов результатов ранних обследований, чьи копии передавались в учреждение.

— Я предполагаю, что это целенаправленное вредительство медработниками. Для чего? Чтобы этого человека можно было легче прессовать, ломать. Он же тогда не будет такой уж слишком больной. А вот если с ним случится летальный исход, то тогда, вероятно, все эти обследования появятся. И мотивировка будет «был тяжело болен, поэтому умер». А как умер и что умер? Никто в подробности вдаваться не будет, — вполне логично рассуждает она.

Ей и самой приходится проходить через унижения, когда порой по пять-восемь часов ожидает, чтобы ей позволили передать лекарства, которые еще не факт, что дойдут до адресата. Иногда, узнав беспокойного посетителя, перед ее носом попросту закрывают двери колонии.

В последний раз Марина видела своего брата четыре месяца назад. Его вид и то, что он успел ей рассказать, вызвало у женщины шок. Нет, его не лупцуют наравне со здоровыми, но делают все возможное, чтобы причинить страдания в силу его зависимого положения.

— И сейчас он «другой» человек. Его болезненное состояние и прессинг, они усиливают его психосоматическое состояние. Но я думаю, что это целенаправленно делается сотрудниками колонии. Но для чего, никак не могу понять? Они приходят в эту колонию, разряжаются на этих людях, а домой приходя прекрасными семьянинами. Но как можно с таким грузом жить? – задается вопросом Марина Кузьмина.

Экс-политзэк. «Эту систему нужно зачищать санацией до корней»

— У всех этих пыток цель одна: система не может управлять людьми, не может налаживать контакт без того, чтобы не разрушить человеческое достоинство. После этого с человеком можно делать все, что угодно, он будет выполнять все, что угодно, — заявляет оппозиционный политик Владимир Козлов, освобожденный условно-досрочно после четырех с половиной лет пребывания в колонии. Ему также «посчастливилось» пройти через ЛА 155/14 и познать все прелести отношения администрации к своим подопечным.

Владимир Иванович и сам становился жертвой жестокого обращения, но, по крайней мере, к его судьбе все эти годы было приковано внимание со стороны. Гораздо хуже приходилось заключенным «без имени».

— Почему заключенные вскрываются? Первая причина – остановить какие-то пытки. В большинстве случаев вскрываются в тот момент, когда они видят, что сейчас могут быть изнасилованы либо полицейской дубинкой, либо с применением лагерных гомосексуалистов, — будничным тоном продолжает экс-заключенный. – Они вскрываются таким образом, чтобы сотрудники понимали: если сейчас прям не прекратить эти действия и не начать оказывать медицинскую помощь, человек умрет. Вторая цель – в случае вскрытия, когда медики не могут скрыть происшествие, руководство колонии обязано подать спецрапорт высшему руководству. И тогда включается некий протокол, который сопровождается приездом прокуроров, а те должны обязательно разговаривать с тем, кто вскрылся, о причинах. На что осужденный и рассчитывает. Но, как правило, прокурор внутри этой системы и в 99 случаях из 100 он поддерживает систему.

Владимир Козлов вспоминает, как в его бытность в той же колонии проходили такого же рода «ломки» — обысковые мероприятия, сопровождающиеся концентрацией пыток. Поэтому в уродливой системе исполнения наказаний из года в год ничего не меняется.

Когда осужденных макают головой в унитаз или насилуют, то тем самым не только причиняют страдания, но и меняют все его дальнейшее пребывание на «зоне». Чтобы избежать этого, есть два выхода – стать слугой администрации и уже самостоятельно истязать своих сокамерников по приказу тюремного начальства, либо вскрываться, раскрывает секреты Полишенеля казахстанской исправительной системы Владимир Козлов.

 — Все что происходит – это преступления со стороны администрации лагеря. Уголовные преступления. Ежедневно, перманентно, как дышат. Это избиения, пытки, взятки. Я насчитал тридцать семь уголовных преступлений – это то, что перманентно совершает администрация внутри лагеря, — вспоминает он. — Я, находясь в лагере прочел научную работу одного из наших казахстанских психологов о том, что любой человек, находящийся в лагере, подвержен четырем видам психологической деформации. Когда мне говорят, что где-то в КУИСе (Комитете уголовно-исполнительной системы – А.Г.) есть хороший человек, то в КУИСе с этой точки зрения человека быть не может. Потому что тот путь, который они прошли до КУИСа, начиная с контролера, или оперативного работника, начальника отряда, этот путь перманентного совершения 37 преступлений привел их в КУИС, на эти посты, на эти погоны. Эту систему нужно зачищать санацией до корней. И первое, что нужно делать, уводить эту систему из-под погон.

Вместо послесловия

Помимо увода системы «из-под погон» Владимир Козлов говорит о существовании неравноправия в суде, когда слова осужденных ничего не значат, даже если у него будет адвокат. Второе – практически всегда во время пыток видеокамеры не работают, а суды это воспринимают как само собой разумеющееся. На личном опыте Владимир Козлов вспоминает, что в его случае семь камер «не работало» одновременно. В таких случаях, на его взгляд, необходимо автоматически принимать показания заключенных.

Кульзира Махмудова требует, чтобы сотрудников учреждения, увлекающихся истязаниями, уволили с работы с запретом занимать подобные должности. Того же мнения придерживается и Марина Кузьмина.

Кстати, обе женщины даже не требуют наказания тех, кто причиняет пытки, которые по казахстанским законам относятся к тяжким преступлениям. Либо по своей доброте, либо понимая всю тщетность.

Адвокат Гульнар Жуаспаева сосредоточилась на последнем инциденте и пока просто обращается к начальнику колонии ЛА 155/14 с требованием обеспечить безопасность заявившим о применении пыток и отстранения их от работы на время следствия.

Коалиция НПО Казахстана против пыток поддержала четыре переданных ей заявления о пытках в колонии ЛА 155/14 и при профессиональной поддержке адвоката Жуаспаевой намерена довести эти жалобы до суда.